Рейтинг на распутье
Алексей Гостев
Источник: E-xecutive
Сегодня мы воспринимаем различные рейтинги как необходимую часть современной жизни. Трудно придумать более удобный способ проинформировать потенциального покупателя о ситуации на рынке, о его лидерах и аутсайдерах.
Сегодня мы воспринимаем различные рейтинги как необходимую часть современной жизни. Трудно придумать более удобный способ проинформировать потенциального покупателя о ситуации на рынке, о его лидерах и аутсайдерах. Вообще, появление рейтинга как культурного явления, безусловно, является результатом становления рыночной экономики.
Там, где появляется открытый рынок какого-то товара и услуги, возникает и необходимость сравнивать и распределять игроков на рынке по делениям измерительной шкалы.
Иными словами, появляется возможность и необходимость рейтинга. Не случайно, именно в США рейтинги образовательных учреждений получили наибольшее распространение. Рынок образования в этой стране существует уже давно, и в этом ее принципиальное отличие от России или Европы. В европейских странах высшее образование традиционно рассматривалось не как «индустрия», а как часть государственной системы. Еще в начале 20 века великий немецкий социолог Макс Вебер с некоторым удивлением заметил, что американский студент относится к университетскому профессору как к обычному сотруднику сферы услуг, который ничем, в принципе, не отличается от, например, торговца зеленью или тренера по футболу.
Немецкому профессору, привыкшему видеть себя государственным чиновником, а не оптовым «торговцем знаниями», это наблюдение позволило сделать не слишком приятные для себя выводы относительно будущей судьбы всей мировой системы высшего образования. Согласно Веберу, теперь уже не воля государства и декларируемые им идеалы национальной культуры, а требования рынка и запросы потребителей будут определять содержание учебных программ, структуру университетов, да и сам характер образования. Развивая мысль Вебера, можно сказать, что в образовании наступила эпоха рейтингов.
Ежегодный рейтинг бизнес школ газеты Financial Times, результаты которого были опубликованы недавно, представляет собой в этом смысле типичный американский рейтинг образовательных учреждений. Места в рейтинге распределяются по степени customer’s satisfaction «удовлетворенности потребителя».
Если отбросить «политкорректные» столбцы рейтинга, касающиеся присутствия в бизнес-школах женщин и меньшинств, то в сухом остатке остаются параметры, служащие ответом на вопрос: что именно потребитель получил в виде финансовых и нефинансовых благ взамен отданных им за образование денег. В частности, в рейтинге анализируются: средний размер зарплаты выпускников, средний рост зарплаты за последние несколько лет, прогресс в карьере, уровень достижения целей, успешность при приеме на работу, количество выпускников, нашедших работу в первые три месяца после выпуска, и, наконец, рекомендации выпускников.
Первая десятка рейтинга, выбранная по всем этим параметрам, выгладит так:
- Университет Пенсильвании, Wharton School (Филадельфия, США)
- Гарвардский Университет, Harvard Business School (Кембридж, США)
- Колумбийский Университет, Columbia Business School (Нью-Йорк, США)
- Стэнфордский Университет, Graduate School of Business (Стэнфорд, США)
- Чикагский Университет, Graduate School of Business (Чикаго, США)
- Insead, (школа имеет два отделения: европейское в Фонтенбло Седе, Франция; и азиатское в Сингапуре)
- Лондонский Университет, London Business School (Лондон, Великобритания)
- Университет Нью-Йорка, Stern School (Нью-Йорк, США)
- Северо-западный Университет, Kellog School (Иванстон, США)
- Массачусетсский Технологический Институт (MIT), Sloan School (Кембридж, США)
Рейтинг полностью
Средний уровень зарплат выпускников бизнес-школ первой десятки явно свидетельствует о том, что люди не зря платили свои деньги. В среднем такой выпускник получает от $140.000 до $160.000 в год. Впрочем, нашему менеджеру, стремящемуся получить за свои деньги качественный образовательный продукт, если доверять рейтингу, остается только ехать учиться за границу. Наших бизнес школ нет не только в первой десятке, но и впервой сотне.
Мы, впрочем, не единственный географический регион, который составители рейтинга обошли вниманием. В нем также нет школ Индии, Исламского мира, Японии. Почти совсем не представлен материковый Китай, хотя есть целых три бизнес школы Гонконга. Зато в рейтинге много бизнес-школ из Великобритании и английских доминионов (Австралии, Канады). Есть несколько школ из континентальной Европы, а ближе к концу рейтинга иногда попадаются представители Латинской Америки. Лидирует, как это само собой разумеется, США.
Лидерство США вполне понятно и объяснимо. Ведь именно в этой стране впервые появился рынок образования как таковой. Кроме того, именно в США впервые появилось высшее магистерское бизнес образование в рамках университета. Интересно, что Wharton School, где в 1880 году была создана первая бизнес-школа, лидирует и в рейтинге этого года.
Казалось бы, положение американского бизнес-образования, изначально ориентированного на интересы потребителей, должно быть и сейчас прочным и незыблемым. Ведь в Америке не было ни контролируемых государством «коммерческих училищ», как в Европе 19 века, ни общих образовательных планов. Университеты были всегда свободны в определении своей политики, и единственным ограничением для этой свободы были интересы потребителей, то есть студентов. Американскому профессору, в отличие от его немецкого, итальянского, или русского коллеги, нет необходимости учиться правилам рыночной экономики. Поэтому американское бизнес-образование, играющее по рыночным правилам уже больше ста лет, должно, казалось бы, только выиграть от невиданного еще в истории господства рыночных отношений во всех сферах жизни, наступившего с концом холодной войны и началом эпохи глобализации. Вместо этого, однако, в среде профессоров американских бизнес-школ в последнее время все чаще раздаются тревожные голоса. Речь идет, ни много ни мало, о кризисе всей системы. Так в чем же дело?
Профессор Стэнфордской бизнес-школы Джефри Пфеффер еще осенью 2002 года так оценил ситуацию: американское бизнес образование больше не отвечает реальным потребностям менеджеров и компаний. В частности, по мнению Пфеффера, пришло время пересмотреть двухлетнюю парадигму MBA образования (и, возможно, перейти к однолетнему обучению, принятому в некоторых странах Европы).
Дело в том, что за два года студент может упустить слишком много возможностей карьерного роста, которые в современной быстро меняющейся экономике могут стоить гораздо дороже, чем любые дипломы или ученые степени. В поддержку радикального диагноза Пфеффера свидетельствует целый ряд фактов. Часто выпускники бизнес школ, даже самых престижных, потратив сотни тысяч долларов на MBA образование, обнаруживают, что зарабатывают меньше, чем до поступления в школу. Многие не сразу могут найти работу. Рейтинг этого года показывает, что растет индекс отложенного трудоустройства, то есть все больше выпускников не могут найти работу в первые три месяца. Почему это происходит?
Выясняется, что нельзя переоценивать «рыночность» американских университетов и бизнес-школ. Конечно, школа как целое всегда должна была приспосабливаться к условиям рынка. Но в прошлом это не означало, что университеты должны были немедленно реагировать на все сиюминутные требования рыночной конъюнктуры. Внутри университетов профессора могли чувствовать себя в определенной безопасности от действия рыночных механизмов, так как задачу взаимодействия с внешним миром во многом брала на себя университетская бюрократия, не менее могущественная, чем государственная бюрократия России или Европы.
Когда экономические и бизнес модели были относительно постоянными, а вмешательство государства в экономику велико, эта схема работала безупречно. Университетская бюрократия на столько приспосабливалась к рынку, сколько сама, вместе с государством и крупным бизнесом, формировала ситуацию на рынке образования, да и не только на нем. Если иногда и приходилось что-то радикально менять, то такие изменения были достаточно редкими и вполне укладывались в сложившийся в университете образовательный стандарт.
Но теперь, когда экономические и бизнес модели меняются очень быстро, бизнес-школам приходится по-настоящему приспосабливаться к рыночной системе, и это приспособление совсем не обещает быть легким. Возникает опасность, что университетам придется забыть и о стандарте, и «образовании», и просто выпускать на рынок тот образовательный продукт, который требует потребитель, как бы быстро не менялись его вкусы и предпочтения. Некоторые университетские бюрократы вроде бы готовы к такой перспективе. Но для большинства этот вариант явно не очень приемлем. Одно дело быть в принципе готовым отвечать требованиям рынка, и совсем другое постоянно корректировать основы образовательной программы в соответствии с регулярными изменениями рыночной конъюнктуры. Или отказаться от претензий на высший образовательный статус, и превратить MBA в разновидность курсов или треннингов продолжительностью в один год, или, как у нас иногда говорят, в «ПТУ высшего разряда». Здесь речь идет о статусе и роли самой университетской бюрократии, и нет оснований считать, что она сдаст свои позиции без боя.
Сигналом в этом направлении может служить отповедь, которую декан всегда лидирующей в рейтингах Wharton School профессор Харкер дал всем сторонникам радикальных нововведений.
«Сейчас есть потребность вернуться к основам, -- сказал он – Существуют некоторые вещи, которые надо изучать, и которые тяжелы для изучения. Образование – это не передача информации».
Чем бы не закончилась дискуссия в американском бизнес образовании, ясно, что ему сейчас пришлось столкнуться с ситуацией, описанной Вебером еще в начале 20 века. Очевидно, Вебер просто тогда несколько забежал вперед.
И только теперь американским профессорам пришлось по-настоящему испытать ту самую дисциплину свободного рынка, которой они учили весь остальной мир последние сто лет. Ну, что ж, если правда, что профессор ничем не лучше тренера по футболу, очевидно, теперь и для него пришло время играть по новым правилам.
Алексей Гостев
|
